рассказ

Бухгалтер предложила два билета в театр Сатиры. Один купил Мещеряков. Ему не с кем было идти, однако развеяться хотелось. Посмеюсь, подумал он, а то совсем жить не хочется. Посмеялся.
Уже в театре, в фойе он увидел менеджера Бессонову — очень худую девушку с тонкой, подвижной шеей. Она подошла к нему, широко улыбаясь, посреди фразы закусывая нижнюю губу:
— Представляешь, а я купила второй билет.
Мещеряков смутился и сказал:
— Значит, вместе будем сидеть?
— Так получается, — развела менеджер худыми руками.
Мещеряков сразу понял, что Бессонова купила билет специально и что за ним началась охота. Приятно, когда тобой активно интересуются девушки, но Бессонова ему никогда не нравилась. Слушая, она высоко задирала подбородок, кожа на горле становилась совсем тонкой. Еще, глядя на Бессонову, вам казалось, что она вот-вот заболеет и надолго сляжет.
Когда Бессонова передала программку, Мещеряков коснулся ее руки. Чистый лед. Почему он не выкупил оба билета?
— Даже не думала, что второй билет у тебя.
Мещеряков ей не поверил. Раздражение росло и мешало находить темы для легкой беседы, которую все-таки приходилось вести.
— А почему ты один пошел? – спросила Бессонова.
— Я в разводе.
— Правда?
— Ага.
«А то ты не знала!» — подумал Мещеряков.
— Давно?
— Недавно.
Они сидели за столиком в буфете. До спектакля было минут еще двадцать. Мучение продолжалось. Мещеряков заученными словами рассказал историю про испанскую собаку, которая не понимала русский язык. Он всегда рассказывал эту историю в компаниях. Имел успех. Бессонова, выслушав, только слабо улыбнулась и сказала ни к месту:
— А я спортом занималась.
«Цену себе набивает» — подумал Мещеряков, и спросил:
— Каким?
— Фехтованием.
— И что бросила?
— Травма.
Мещеряков представил худосочную Бессонову, пронзенную шпагой.
— А я тоже занимался. Плаваньем. Подводным.
— Это видно. Ты спортивный.
Мещеряков мельком глянул на свой мягкий живот, сползший на брючный ремень:
«Льстит, грубо льстит».
Бессонова своими холодными пальцами отломила маленький кусочек от маленького печенья.
— Ты ходишь очень грустный в последнее время. Я заметила.
— Работы много, — ответил Мещеряков.
Бессонова зачем-то рассказала, что у нее есть сестра. Затем описала спектакль, который она в последний раз видела. Мещеряков, скрестив напряженные ноги под столом, терпел ее присутствие, как нарастающую головную боль.
— Развод это, наверное, тяжело?
— Нормально…
Бессонова положила острый локоть на стол, наклонилась к Мещерякову:
— Ты любил ее?
— Кого? – спросил Мещеряков, стиснув зубы.
— Свою жену.
И тут Мещеряков не выдержал:
— Слушай, зачем тебе это знать? – сказал он резко.
Бессонова чуть подалась назад:
— Я просто спросила.
Мещеряков зло усмехнулся:
— Ты просто спросила, а я просто ответил! Все очень просто у нас, да?!
Вопрос не имел смысла. Как часто бывает в разговорах, слова не важны. Имеет значение напор, злая энергия.
Я тебя обидела? – Бессонова часто заморгала, — Я не хотела. Извини.
Мещерякову стало стыдно. Он попросил прощения за срыв. Нашел причину:
Нервничаю. На работе крансдец!
Я знаю, — улыбнулась Бессонова, растянув сухие губы, — Я же там тоже работаю.
Послушались звонка, пошли в зрительный зал. Сели в неудобные, как в чартерном
авиарейсе кресла. Мещеряков аккуратно убрал локоть, чтобы не коснуться руки Бессоновой.
Спектакль все никак не начинался. Говорить коллегам было не о чем. Мещеряков смотрел на занавес и играл желваками, которых, впрочем, не было видно за полными щеками. Бессонова тоже молчала. Несколько раз она открывала и закрывала программку.
Зал, тем временем, заполняли отчаявшиеся женщины. Мещеряков сильно приуныл. Он решил уйти после первого акта, даже если спектакль будет смешной. Но тут Бессонова тронула его за руку.
Слушай, можно я посплю, пока не началось. Устала сегодня ужасно…
(Это было странно.)
Можно, — ответил Мещеряков, не успев прокашляться.
Бессонова положила голову ему на плечо, и закрыла глаза.
Мещеряков специально посмотрел, закрыла. Свет в зрительном зале и не думал гаснуть. Хотя складки занавеса кто-то пошевелил изнутри. Мещеряков дышал через раз и не понимал, что ему вообще теперь делать. Голова Бессоновой стала тяжелой, Бессонова двинулась, устраиваясь на плече Мещерякова, как на подушке.
Прошло еще несколько минут. Бессонова задышала глубоко и ровно. Судя по всему, она уснула. Или так ловко притворялась. Мещеряков не знал, как это понять.
Свет в зале начал гаснуть, заиграла музыка. Занавес поехал вверх.
Надя, — позвал Мещеряков тихо.
Бессонова не шевельнулась.
Надя! – повторил Мещеряков громче.
Бессонова не просыпалась. Зато женщина, сидящая перед ними обернулась и
строго посмотрела на Мещерякова белыми глазами.
Проснулась Надя только ближе к антракту. В антракте Мещеряков и Бессонова пили шампанское и бегали на улицу курить.
А через три месяца поженились.