рассказ
Дело было в 1982 году. В пионера Заблудовского влюбилась дочка уборщицы. И это был кошмар. Поначалу Заблудовский ничего не замечал. Жизнь в лагере шла своим чередом. Моду на ковбойские шляпы из вощеной бумаги сменила мода на пилотки, подвернутые особым способом, белой подкладкой наружу. У Заблудовского такая пилотка лихо держалась на голове.
Последняя смена подходила к концу. Мухи засыпали между рамами. Одуванчики пожелтели и не хотели уже открываться. Пятый отряд от переизбытка сил сломал большую карусель возле столовой. А Заблудовский начал находить подарки.
Проснувшись утром, он обнаружил на своей тумбочке помпон. Самоделка, но работа очень качественная. Заблудовский знал толк в понпонах. Он два мотка ниток запорол, пытаясь сделать нечто подобное. Заблудовский помпон, конечно, взял. Но задумался. Откуда такой подарок судьбы?
Двумя днями позже, перед самым отъездом, на тумбочке появился бумажный, кривоватенький журавлик. Тем же вечером кто-то положил туда же яблоко. Заблудовский не сразу, но сообразил, что он кому-то интересен. Стал думать дальше, перебирать, кому. Додумать не успел.
У выхода из лагеря, там, где дорожка размечена для бега на короткую дистанцию, Заблудовского остановила девочка из его отряда. Все знали, что это дочка уборщицы и поэтому имени ее никто не помнил. Она жила в лагере бесплатно. Не то, чтобы ее унижали. Просто старались не замечать.
Девочка начала быстро-быстро говорить, вцепившись в клетчатую, модную рубашку Заблудовского. Слова ее долетали до пионера Заблудовского как бы издалека. Он оцепенел, разглядывая ее маленькие, сильно обветренные губы, которые быстро двигались.
— …Я тебя люблю, ясно!.. Я никому тебя не отдам! Никому!… – а потом она сказала, — Не уезжай! Не уезжай, пожалуйста! Мы здесь живем, в Новом Иерусалиме! Мы в Москву вообще не ездим!..
И все это говорилось с отчаянием и торопливостью. Глаза девочки наполнялись слезами и Заблудовский, как и она, сам перестал моргать, чувствуя в голове жуткую пустоту, а на груди – холодные, маленькие руки.
— Ты такой хороший, такой хороший, такой… — она словно, заранее знала,
что ничего из ее любви не будет, что она любви этой недостойна. Понимала, что проиграла, что не скажет Заблудовский ей ничего приятного, и ничего из ее любви хорошего не получится, а признание, которое далось ей с большим трудом, принесет ей только один позор.
-…Я буду писать тебе письма! Я каждый день буду писать! Пожалуйста, дай
мне адрес…
Тут Заблудовский словно очнулся, шагнул назад. Девочка повисла на нем. Заблудовский едва не упал, но сумел вырваться, что было несложно. Он развернулся и побежал в сторону корпуса, по дороге сорвав с головы пилотку, чтобы не потерять на бегу. Уже палате он аккуратно сложил ее и убрал в чемодан.
В автобусе, когда они выезжали из лагеря, Заблудовский старался не смотреть в окна, чтобы не увидеть дочку уборщицы.
Прошло тридцать три года. С тех пор он не получил от нее ни одного письма. Ни одного.